Больница скорой медицинской помощи. Огромный комплекс, здания со страшными названиями, негромкий гул на первом этаже травматологического отделения. Нужна накидка, бахилы и маска — в таком виде пропускают за турникет, к лифтам. Никто не хочет оказаться в этих лифтах, наверное поэтому они так медленно поднимаются на нужный этаж. Со зловещим звуком нехотя открываются двери. Медсестра на посту бросает на журналистов взгляд, но тут же возвращается к своим делам: приемные часы, вы можете пройти. Дверь одиночной палаты, узкая кровать, запертое окно, у окна два костыля. На кровати, свесив одну ногу, сидит молодая женщина. Она не может подняться вам навстречу, а вы не можете смотреть ей в глаза.
Молодую женщину зовут Виктория. Она — пострадавшая в ДТП на Долгиновском тракте, которое случилось 12 февраля. Слышали об этой аварии? Возможно, и нет или даже успели позабыть. Тогда вам будет легко понять, почему трудно смотреть Виктории в глаза.
Так мы смотрим на темную воду: видна поверхность, она может быть совершенно гладкой или предстать бурной волной, но только это еще не все. Весь объем, все самое важное — там, в глубине. Этого не увидеть просто так, кто-то и вовсе боится темной воды и ни за что не станет заглядывать. С новостями о происшествиях ровно так же. Что-то случилось, кого-то увезли в больницу. Взгляд скользит по темной поверхности.
ГАИ Минска: «По предварительной информации, 12 февраля около 14:40 21-летний водитель автомобиля ГАЗ, двигаясь по Долгиновскому тракту, на остановочном пункте совершил наезд на стоящее маршрутное транспортное средство.
В результате инцидента пять человек доставлены в учреждение здравоохранения для обследования.
Причины и обстоятельства произошедшего устанавливаются».
Вот мы узнаем чуть больше. У одной из пострадавших тяжелые травмы. Женщине 37 лет.
Следственный комитет: «Днем 12 февраля на улице Долгиновский тракт 21-летний водитель ГАЗ врезался в стоявшее на остановочном пункте маршрутное такси. Из-за столкновения микроавтобус вынесло на тротуар, где он сбил 37-летнюю женщину.
С тяжелыми травмами она госпитализирована. Кроме того, пять пассажиров маршрутного такси получили незначительные телесные повреждения.
Следователи обращаются к очевидцам ДТП с просьбой сообщить имеющуюся информацию по телефонам: (8 017) 389−55−55 и (+375 29) 159−08−35».
Эта женщина — Виктория. В БСМП она около трех недель: сначала реанимация, затем палата в травматологии. В результате ДТП на Долгиновском тракте Виктория потеряла левую ногу. На лице у женщины свежий длинный шрам, едва не был задет глаз.
Виктория рассказала обо всем, что с ней произошло. И это нужно услышать, нужно, несмотря на страх, заглянуть в темную воду, потому что это жизнь и такое в ней случается.
Журналисты не стали прерывать Викторию вопросами, не стали отвлекаться от ее рассказа. В качестве иллюстраций, помимо материалов с места ДТП, в статье использованы фотографии из личного архива женщины.
«Не знаю, насколько они подходящие, но они отражают то движение в моей жизни, которое было раньше. И то, чем я жила и что мне было очень дорого: путешествия и новые эмоции», — рассказала нам она.
«Я понимала, что, наверное, все очень плохо»
— В тот день я стояла на остановке на Долгиновском тракте, ждала свой автобус, который задерживался. Я хотела поскорее добраться домой, — начинает Виктория. Ее голос дрожит, рассказ то и дело прерывается: — Вдруг я услышала какой-то звук, повернула голову и увидела, что на меня несется маршрутка. Оказалось, что грузовик ударил ее, и она полетела в остановку. И прямым ходом — в меня. Меня отбросило, я пробила собой стекло навеса и упала.
Мне показалось, что я быстро очнулась, будто бы прошло всего лишь мгновение. Теперь я понимаю, что у меня был болевой шок. Наверное, поэтому я все хорошо понимала и хорошо запомнила все, что тогда происходило. Боли не было вообще. Я понимала, что лежу, что что-то случилось. Вокруг было много людей. Кто-то сидел и плакал, кто-то ходил. Я повернула голову, увидела ту маршрутку. Увидела, что двери открыты, а водитель ходит вокруг машины и что-то проверяет.
Передо мной была девушка. Она говорила мне: «Все хорошо! Все хорошо!» И я видела, что она своим ремнем перетягивает мою ногу. Я не осознавала, что именно происходит. Я начала кричать, хотела, чтобы вызвали скорую. Никто не вызывал. Кто-то просто сидел, кто-то проходил мимо или еще что-то.
Я поняла, что надо себя спасать: достала телефон и вызвала себе скорую. Сказала, мол, ситуация тяжелая, пожалуйста, приезжайте. Затем на телефон полилась кровь. Я сразу не поняла почему. Потом уже оказалось, что стекло сильно повредило мне лицо.
Сразу скажу, что когда меня переводили из реанимации, у меня в глазу еще оставались осколки, и мне их доставали. К счастью, без серьезных травм для глаз.
Но это потом. А тогда, лежа на остановке, после звонка в скорую я позвонила мужу. Сказала: «Наверное, все плохо». При этом я совсем не чувствовала боли. Скорая приехала очень быстро, причем мне даже перезвонили, сказали, что за мной отправили бригаду. Меня быстро поместили в машину, мы поехали. Меня спросили про позвоночник, я ответила, что все нормально. Мне стали быстро что-то капать. Я понимала, что, наверное, все очень плохо, потому что доктор, который был со мной, просил кого-то, чтобы ему срочно сказали, куда меня везти, так как ситуация не та, где можно подождать.
В больнице меня стали возить по всем кабинетам, просвечивать, смотреть. Наверное, мне в скорой дали какое-то сильное обезболивающее, потому что я все хорошо помню, а боли не было. Я помню, как меня привезли в операционную, как начали резать одежду. Помню лица людей, которые были там в тот момент. Я хорошо понимала, что чем-то простым не отделаюсь.
«А как тогда быть в безопасности?»
— Когда я очнулась в реанимации, со мной поговорила доктор, — продолжает женщина. — Она все объяснила, сказала, что не было времени сделать как-то по-другому, они боролись за мою жизнь. Ну, а там все было раздроблено, насколько я понимаю… Я не смотрела фотографии, я не могу. Мне говорили, что было много крови, видимо, меня прижало: там лавочка такая, меня могло к ней прижать и уже затем выбросить.
Через день меня перевели в травматологическое отделение. Здесь я три недели. Врачи говорят, скоро планируется выписка, швы уже сняли. Часть лба над шрамом я пока не чувствую. Но, по словам врачей, есть шанс, что чувствительность вернется. А может, и нет, потому что я ударилась прямо центром тройничного нерва. Но я понимаю, что мне повезло: глаз цел — могло и этого не быть. Из-за травмы нерва на лице ничего не парализовало, кроме этой области, которая, возможно, еще восстановится.
Мне помогают врачи и медсестры. В том числе как-то справиться с той ситуацией, в которой я оказалась. С переменным успехом я справляюсь. Но знаете, я бы хотела сказать, что все осознала и чувствую силы двигаться вперед… Вот только это не так.
Со мной работает психолог, беседует со мной, очень помогает. Есть психиатр, который также может помочь, назначить медикаментозное лечение. Я, правда, всегда по жизни сама пыталась со всем справляться, ставила цель и всегда ее достигала, даже когда было тяжело. Но теперь — не знаю, возможно мне понадобится помощь такого плана.
Я помню, как меня в первый раз навестили родные. По их лицам я поняла все. Я очень боялась за маму. Она живет в другом городе, и сначала ей все сообщили по телефону — это было очень страшно. Потом, когда я сама смогла с ней поговорить, стало немного легче, по крайней мере я была за нее спокойна. Безусловно, я все это испытываю на себе, но даже представить боюсь, что испытывают мои родители. Это страшно. Мама меня подбадривает, но я думаю, что ей это стоит огромных усилий.
В зеркало я начала смотреть, наверное, только на прошлой неделе. Это сложно. Впрочем, это заживет, кое-что можно будет поправить. Но есть то, чего уже не поправишь. И это тяжело по-настоящему. Я понимаю, что после того как меня, по сути, протаранила такая машина, мне повезло, ведь все могло быть намного хуже. Но почему-то от этого не становится легче.
Ведь, поймите, я очень активный человек. Я всегда безумно любила гулять, ходить, бегать. Сейчас мне очень трудно представить, как будет дальше. У меня в одно мгновение отняли нормальную жизнь. Я понимаю, что есть наука, что жизнь может быть практически полноценной, ну почти. Но понимаю также, что такой, как прежде, она не будет.
У меня отняли планы, которые у меня были, планы, связанные с семьей, отняли здоровье мое и родителей, отняли время. И пока я с такой реальностью только пытаюсь смириться. Если бы я перебегала где-то дорогу, совершила какой-то необдуманный поступок… Но ведь я из тех, кто при виде замигавшего светофора остановится на островке и будет стоять, пока снова не загорится зеленый, — просто на всякий случай.
Я просто стояла на остановке, просто ждала автобус, я просто хотела добраться домой. А как тогда быть в безопасности? Ведь на моем месте мог оказаться любой человек. И как это предотвратить? Никак, наверное.
«У меня марафон длиной во всю мою жизнь»
— Я еще не прошла стадию принятия, — глядя в окно, с трудом произносит Виктория. — Мучают мысли: а ведь я могла бы пройтись пешком, могла бы пойти на другую остановку. А если бы автобус пришел чуть раньше… Все это постоянно вертится в моей голове. Торг — я понимаю. Я была бы согласна на все: лежать полгода в гипсе — что угодно. Это был бы спринт. Да, трудный, но он бы закончился. А у меня марафон длиной во всю мою жизнь. Такие мысли ни к чему не приведут — я это знаю. Я стараюсь думать иначе. Да, со мной это случилось, я это не выбирала и никак этому не способствовала. Но я смогу это принять, и я буду стараться жить дальше.
Начала ходить на костылях. Трудно. Но куда труднее — это когда тебя хвалят за то, что ты делаешь пару шагов на костылях. Выходит, теперь такие у меня достижения. Это больно.
Ну и фантомные боли… Каждый день. Я думаю, этим мозг как-то спасается хоть на долю секунды: тебе вдруг кажется, что все по-старому, чувствуешь, что пятку что-то жмет, или пальцы. Вчера мне чесалась голень, и на какой-то миг становится легче, даже возникает мысль: все же хорошо! А потом ты возвращаешься и, конечно, все понимаешь.
Раньше я звала куда-нибудь мужа: мы сначала куда-нибудь приезжали, потом подолгу гуляли, километров так по пятнадцать. Он терпел эту мою странную любовь к пешим прогулкам. Но мне нравилось это, нравилось ходить, думать, наслаждаться. Как будет теперь — я не знаю. Но как-то я с этим справлюсь.
«Говорят, что если все пройдет хорошо, то я смогу ходить»
— Мне сказали, что три месяца уйдет на то, чтобы зажила рана, — после некоторой паузы продолжила женщина. — И в мае я поеду на консультацию в центр протезирования в Минске (Беларусский протезно-ортопедический восстановительный центр. — Прим. ред.). Там сделают какие-то замеры, оформят заказ. На все это, мне сказали, тоже потребуется время — еще до трех месяцев. Потом реабилитация — еще около месяца, меня будут учить ходить. Есть риски, насколько протез подойдет. Не исключено, что может потребоваться дополнительная операция, но я стараюсь об этом не думать. Иногда требуется платное протезирование, и это не покрывается страховками, а суммы там совсем другие. Я понимаю, что мне предстоит большой путь.
Меня поддерживают, говорят, что если все пройдет хорошо, то я смогу ходить: с костылем, который надевается на руку, или с тростью. Ну, а там… Ну, а там, может быть, и без палки. Я стараюсь верить, но понимаю, что в любом случае это уже не будут такие длительные прогулки, как я люблю.
Скоро я планирую вернуться к работе. Я могу работать удаленно, и это счастье, иначе я бы просто потеряла все, вообще все. Я уже звонила своему руководителю, просила, чтобы, как только я буду в состоянии, мне поставили какие-то задачи, которые я смогу выполнять. Это даст мне хотя бы иллюзию прежней жизни. Мой работодатель пошел навстречу — спасибо ему. Я надеюсь, что скоро смогу работать, в том числе и для того, чтобы как-то покрывать свои финансовые потребности, которых будет очень много.
«Я боюсь, что все произошедшее останется без какого-либо внимания»
— Следователь связывался со мной спустя какое-то время, мы беседовали, — добавляет Виктория. — Насколько я понимаю, в расследовании ДТП все понятно, никто не скрывался. Просто я оказалась вот такой пострадавшей. На днях мне позвонил водитель грузовика, спросил, что он может сделать, не нужно ли мне чего-нибудь привезти. Но я пока не готова к такой беседе.
Мне сказали, что будет суд, но только после того, как пройдут все экспертизы и я выпишусь из больницы. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным, мне трудно представить. Но я сейчас об этом не думаю, у меня нет возможности психологически переживать за это.
Я только боюсь, что все произошедшее останется вообще без какого-либо внимания. А ведь это моя разрушенная жизнь! Это отнятое здоровье: мое и моих родных, за которых мне тоже очень больно. И я просто хочу справедливости, потому что того, чего я хочу по-настоящему, у меня уже не будет.
Все-таки люди, которые управляют транспортом, должны быть максимально сосредоточенны. Они должны нести ответственность за каждое свое действие.
Послесловие
Остались за дверью узкая больничная кровать, запертое окно и два костыля, прислоненные к стенке. Осталась в палате Виктория, которую к моменту опубликования этого текста, наверное, уже выпишут из больницы. Она признавалась, что боится момента, когда ее повезут в автомобиле. Со страхом глядя в окно, она вдруг произнесла: «Я вижу, как едут машины, и мне страшно: вдруг какая-то сейчас вылетит на тротуар. Наверное, это только сейчас так. Наверное, это пройдет».
Но несмотря на все пережитое, несмотря на не ушедший еще ужас, оказавшись в настолько страшной ситуации, этот человек продолжает испытывать чувство благодарности. И именно об этом — выразить ее благодарность — она попросила журналистов напоследок.
— Я буду признательна, если вы сможете передать, как сильно я благодарна всем, кто помог мне выжить, — говорит Виктория. — Людям, оказывавшим мне первую помощь. Думаю, та девушка, которая ремнем перетягивала мне ногу, меня спасла. И я бесконечно благодарна ей за то, что она не испугалась. Она сидела в крови. Кажется, она сказала, что учится на первом курсе медицинского. Она старалась мне помочь, и она продлила то время, чтобы меня еще можно было транспортировать, можно было спасти. И был молодой человек, который тоже подошел ко мне и вторым ремнем тоже перетянул мою ногу. Спасибо им.
Большое спасибо всем тем, кто был в бригаде скорой помощи. Я помню их лица, я уже звонила, благодарила. Я помню, как быстро они меня домчали, и я не сомневаюсь, что это спасло мне жизнь, ведь потеря крови была огромной — мне говорили об этом потом.
Большое спасибо врачам БСМП, проводившим операцию. Для меня это настоящие герои, и я надеюсь, они знают об этом.
Меня поддерживают друзья и родные. И я просто безумно им признательна! Да, пока я еще не готова принять реальность. У меня впереди длинный путь, а не какой-то момент, который можно будет пройти, потерпеть, но потом все будет как прежде. У меня как прежде не будет. Пока я почти ничего не могу сама — вынужденная беспомощность. Но я всему научусь. Мне бы хотелось сказать, что мне уже все удается. Но сейчас это не так.